Анатолий ЯКОВЛЕВ ©

ПУШКИНСКИЙ ДЕНЬ

проза в стихотворениях

Аркадию Аршинову, тому ещё пушкиноеду…

Одна тысяча девятьсот девяносто девятый. “ПУШКИНУ – 200 ЛЕТ!” – лопаются редакционные “передовицы” (чтоб им подавиться, Пушкина на них – нет).

КРУГЛАЯ ДАТА!

Круглая?! Тем лучше: - Инфляция? – Пушкин!.. - Безработица – Пушкин!.. - Утку бабкину кто вынесет – Пушкин?!.

Словом, “ударим Пушкиным по”, и – всё по…!

КРУГЛАЯ ДАТА!

На Пушкина – мода. Акция: даёшь “круглого” дурака для “датого” народа”! Высокопарны, как парнокопытные, власти – упитаны. Народ – воспитан.

А я плевал на акции ваши: у меня скворечник и Пушкин в загашнике – на белый день. Для чего? А просто – чтобы росло большого роста!..

Гвоздь, молоток – вот и вся хуетень,

и не перечи-ка:

в пушкинский день

я прибью бакенбарды скворечнику!

Прянет со спугу скворец

и петляя опушками,

тоже – певец, не певец –

а присвистнет о Пушкине.

Будь ты сто раз не поэт –

а зачешешь в макушке, на…

Много хорошего нет

на Руси, кроме Пушкина!

“На…” - это, брат, извини – блядь,

язык засоряется.

Пушкина надо читать!

А не тырить скворечии яица…

Жена шумит: на утреннем столе – стаканами “после вчерашнего” – бумаги. Их – кучи! (конь – и то б не смог, - сарказм супруги).

Я потупляю взор. Не растолкуешь дуре: се – беспорядочный продукт моих терзаний, свойственных натуре.

- Ну, стихоплёт я, стихоплёт… прости!

- Ты – стихоплут! Младенец на лыжне, наезженной старухами в горпарке, а не первопроходец через Альпы в суровом кивере Суворова, ты – пуст, как барабан, фельдмаршалу любезный… Ты по ночам – и то полуполезный!

Пишу стихи! Не для того, что много

дохода в том. А потому, затем,

что гений Пушкин проторил дорогу –

величьем и разнообразьем тем…

Уж двести лет, как не плутая лесом,

о пни носов не расшибая в кровь,

СВ-экспрессом по словесным рельсам –

летят они, мои “любовь-морковь!”

Наступил в улицу – на улице облачно: небо газетами занавесили, сволочи! На улице – жмуриться от Солнца пристало, тем паче – у Пушкинского пьедестала!

Я памятник Пушкину тронул рукой,

а тот оказался совсем не такой,

как в книжках ребячьих –

а дядька горячий,

и даже отвесил мне сдачи…

Мне сдачи не надо – я есть при деньгах.

Но Пушкина, люди, держите в руках! –

девчонки, мальчишки,

бродяги и “шишки” –

держите в руках его книжки!

Читателю в целом лирика нравится, критики – лирикой в целом давятся. Критики, те при особых лирах – сирых, что водопадцы в сортирах. Струны при лирах толсты, да неловки: вьют, мастаки, из говна верёвки!

С похмелья б, разбужен такою лирою… Я просто под Пушкиным афорисцирую:

Хулители! “лажая” Гений сей –

Не отымайте хлеб у голубей!

По пути домой обхожу поля и леса – до хуя ж велика земля! Вот лиса, поссав; вот дундук-бурундук – закопал орех, будто клад в сундук. Откопать орех – не великий грех, только клад такой – петуху на смех. У меня уже этих кладов – склад: двести лет в душе – пушкинский парад; чтиво – велико, персонажей – тьма! Пролистал Е.О. – и сошёл с ума…

Меняю Евгения Онегина

на есенинскую Анну Снегину!

В смысле художественных достоинств

они, безусловно, друг друга стоят –

но первопричина,

что я – мужчина.

Лишь бы среди персонажей этих

не очутиться… Лишним–третьим.

…Русь! И в гулкую стужу – литературной оснастки не роняешь ты, ростками стихов топорясь в пику маргинальным повесам! - на прогулке с Пушкиным номенклатурный Синявский, взбрыкнув, ударил в грязь презентабельным интерфейсом.

Не пылите в муку уродившийся ямб – не палите из Пушкина по воробьям! Ни из крепости, ни из дота – ни из “крепкого” анекдота.

Колхозник, от без устали косой,

прочти “Я вас люблю, чего же боле…”,

плюнь на неурожаи, на мозоли –

и замахнись на фермера косой!

Прораб АО, когда готово “блядь, …”

сорваться с уст, как план срывает смена,

перечитай “…что мне ещё сказать?” –

и доскажи по-русски бизнесмену!

Не смею отвечать за целый свет,

но за Расею – отвечаю жопой:

у Пушкина на всё готов ответ –

в т.ч. для США с её Европой…

Не палите из Пушкина по воробьям!

Пушкин живёт на опушке в избушке.

Карты к Пушкину – нет.

За пуншем задумчиво крутит Пушкин

дуэльный свой пистолет.

И занавешивая оконце,

навскидку – как Иствуд Клинт –

пуляет в зеркало, будто в Солнце

русской поэзии…

…Квит!

В семье – достаток недостатка. Быт – обнажённый социальный срез. Кому-то – Эверест, а нам – “Триест”, во глубине стаканско-марианской..

- Но на поллитру-то ужо найдём? Когда оно тем более – втроем? Да – за прогресс?!

Выпьем, добрая супружка,

По-пиратски выпьем – ром!

Выпьем – кружку!..

Где же Пушкин?

Пу-у-ушкин!!

Веселей – втроём?!.

Завершается Пушкинский день – не наводится тень на плетень: сквозь с плетнём совмещённую мушку, сквозь на мушку присевшую мушку, и в оптический даже прицел – Пушкин жил, Пушкин жив, Пушкин – цел!

А насчёт, “к Магомеду – гора?”… Так, придёт! Ром – не бром. Спать, супруга, пора…

московская вакуум упаковочная машина henkelman
Hosted by uCoz